Межкультурная коммуникация: направления и перспективы «Горячие точки» и универсальные стратегии в коммуникации русских и австрийцев
Статья посвящена межкультурной коммуникации. Рассматриваются «горячие точки» МКК, такие, как налаживание контакта, обращение и приветствие, согласие и отказ, выражение критики и комплименты. Также приводятся универсальные стратегии, помогающие в МКК: задавание вопросов, спонтанное непрошенное приведение фоновой информации, стратегии аргументации (рекомендуется, например, максимальная эксплицитность и избегание неточных указаний времени и дистанции и косвенных актов речи) и учет постулатов общения, равно как и правил вежливости и соблюдения статуса. Приводятся примеры из русско-австрийского общения. Подчеркивается необходимость межкультурной чувствительности (intercultural awareness) и – по возможности – переноса приобретенных в одной культуре навыков и знаний на другую.
Спецкурс «Культурное пространство Санкт-Петербурга» в практике обучения иностранных учащихся русскому языку
Предлагаемая лингвометодическая культурологически ориентированная модель обучения РКИ, разработанная на материале спецкурса и строящаяся на коммуникативно-интерактивной основе, дает возможность иностранным учащимся познакомиться с культурой Санкт-Петербурга и использовать полученные знания в межкультурной коммуникации.
Красный граф Алексей Толстой проживает в книге Алексея Варламова свою талантливую и аморальную жизнь
Описывать жизнь Алексея Толстого занятие безнадежное. Но выход есть – в биографии Алексея Варламова герой ее проживает свою кипучую, трагическую, страстную, талантливую, творческую, нравственную и аморальную жизнь, ни на секунду не отпуская от себя читателя со всеми его предубеждениями, мнениями, чужими и своими. Со всем сором легенд и мифов о Красном графе.
Толстой – автор масштабного «Петра», сочных и ярких «Сестер», подхалимского «Хлеба», бульварно-предательских «Эмигрантов» и «Гарина», бессмертного «Золотого ключика». Толстой, предавший эмиграцию. Толстой, не сумевший жить без России. Державник, поверивший большевикам. Не поверивший большевикам, но вернувшийся, чтоб сытно есть, красиво пить и жить. Толстой, «талантливый брюхом».
Толстой, щедрый, благородный, вступавшийся за гонимых. Получивший пощечину от Мандельштама и сгубивший поэта. Толстой – красный граф. Толстой – шут и самозванец.
Какого выбрал себе и читателю Варламов? С какого угла смотрел – державного, советского, демократического, диссидентского, этического? Оправдывает или осуждает своего героя?
Варламов не оправдывает, потому что не судит. И не выдумывает, не сочиняет. И с собственными оценками тянет сколько можно, предоставляя слово современникам. Текст, состоящий из фрагментов воспоминаний, случаев, дневников, писем самых разных несближаемых персонажей, сливается в единую, совместную с авторским текстом хорошую прозу.
Какие разные люди – бескомпромиссный Бунин, Эренбург, Чуковский, Бальмонт, Белый, Волошин, не простившая Ахматова, жены, родственники, дети. Одни и те же эпизоды рассказывают с насмешкой, презрением, восхищением, завистью, осуждением, любовью. А Толстой получается один, кем бы он ни был для вспоминающего – хлебосолом, барином, графом, самозванцем, хозяином в жизни и литературе или прислужником у власть имущих.
Он всегда тот, кем сам себя чувствовал, – персона номер один в литературе и жизни.
Тут какая-то тайна. Толстой из книги Варламова мог бы стать сегодня объединяющей нацию фигурой. Красный и граф. Европеец и русский. Либерал и державник. Срывающий плод без колебаний и сомнений. Меньше всего интеллигентный, вдумчивый, глубокий, образованный, породистый в слове и взгляде Варламов склонен в своей книге к параллелям с новым временем. А уж представить что-то вроде «Толстов-шоу» у него и в мыслях не было. Да параллели-то слишком очевидны. Секретов успеха и устойчивости Толстого в России, эмиграции, СССР как будто два всего – талант и бешеная работоспособность. Писал по десять часов в день. При любых обстоятельствах. Даже на эмигрантском пароходе прямо на палубе пристроился с машинкой.
Талант и работоспособность за ним признавали все, но говорили о них скупо. Чаще упоминались другие секреты успеха – цинизм и искренность.
Чтоб быть достоверным, Толстому надо было верить. И в то, что большевики, как бы мерзки ни были, одни могут отстоять державность России. И в то, что отвергнувшие его символисты – развратники и разложенцы. А вчерашние друзья-эмигранты – опустившиеся авантюристы, уголовники, враги России. По книге Варламова, Толстой то и дело менял свою веру, но в то, о чем писал, искренне верил всегда. Когда же искренности не хватало, а писать надо было, чтоб жить широко и вкусно (иначе он не умел), тогда уж спасал только цинизм. Вроде такого вот обещания в договоре некоему ведомству вставить в свою книгу все, что ведомству заблагорассудится в соответствии с требованием текущего момента. Что-то вроде заказухи и современной джинсы. Не говоря уж о полностью во имя спасения писаного «Хлеба», прославлявшего мудрого Сталина-полководца в битве за Царицын, состряпанного к очередными посадкам, как охранная грамота.
В СССР цинизм у Толстого все чаще заменяет искренность.
Варламов нисколько эту неприглядность в развитии писателя не скрывает. Но когда читатель совсем уж готов с омерзением отвернуться от героя, тут он вдруг и появляется в очередном отрывке мемуара – большой, породистый, громогласный, остроумно рассказывающий, талантливый, мощный, широкий, из Булгаковского театрального романа, из собственной прозы, из воспоминаний, из телеграммы Бунина после прочтения «Петра»: «Алешка. Хоть ты и сволочь, мать твою… но талантливый писатель. Продолжай в том же духе». Или из письма Мура, пригретого Толстыми после гибели Марины Цветаевой: «Сам маэстро остроумен, груб, похож на танк и любит мясо».
Не оправдывает Варламов своего героя. Он его по Булгаковскому завещанию любит. Прощать – не забота автора. Платить же Толстому все равно пришлось. Рефрен высказываний от Бунина до Ахматовой – «редкий был бы писатель русский Толстой, если бы…» Каждый по своему оканчивал фразу. Был больше образован. Не так всеяден. Не разбрасывался. Только о том, что не следовало так уж гнаться за вкусной жизнью, жертвуя талантом, никто у Варламова не говорит, не вспоминает, не пишет. Оно и так очевидно. Толстой был по жизни и литературе, как ему казалось и хотелось, «сверху». И платить он согласен был за это любую цену.
Цена оказалась немалая. Талант, бешеная работоспособность – и две-три настоящие книжки, горы забытой конъюнктуры и место на полке после многих из тех, кто для Красного графа и жизнелюба всегда был где-то там внизу.
Алексей Варламов. Алексей Толстой. М.: Молодая гвардия, 2006
