Межкультурная коммуникация: направления и перспективы «Горячие точки» и универсальные стратегии в коммуникации русских и австрийцев
Статья посвящена межкультурной коммуникации. Рассматриваются «горячие точки» МКК, такие, как налаживание контакта, обращение и приветствие, согласие и отказ, выражение критики и комплименты. Также приводятся универсальные стратегии, помогающие в МКК: задавание вопросов, спонтанное непрошенное приведение фоновой информации, стратегии аргументации (рекомендуется, например, максимальная эксплицитность и избегание неточных указаний времени и дистанции и косвенных актов речи) и учет постулатов общения, равно как и правил вежливости и соблюдения статуса. Приводятся примеры из русско-австрийского общения. Подчеркивается необходимость межкультурной чувствительности (intercultural awareness) и – по возможности – переноса приобретенных в одной культуре навыков и знаний на другую.
Спецкурс «Культурное пространство Санкт-Петербурга» в практике обучения иностранных учащихся русскому языку
Предлагаемая лингвометодическая культурологически ориентированная модель обучения РКИ, разработанная на материале спецкурса и строящаяся на коммуникативно-интерактивной основе, дает возможность иностранным учащимся познакомиться с культурой Санкт-Петербурга и использовать полученные знания в межкультурной коммуникации.
«Скырлы, скырлы, скырлы». Речь ребенка и детский фольклор
08.09.2006
Одна из главных примет языка детства – это любовь к повторам, что проявляется уже на самых ранних стадиях освоения речи. Младенческий лепет – это ни что иное, как бесконечное повторение одних и тех же звуков и их сочетаний. Дети постарше часто просят рассказывать им одну и ту же сказку. Взрослый, вынужденный в который уже раз твердить хорошо знакомый текст, готов потерять терпение, но ребенок испытывает явное удовольствие. Тяга к повторам сослужила хорошую службу детскому фольклору. Как никакой другой, он превосходно сохранился.
Детский фольклор сохраняет редкие слова и региональные различия
Как говорит старший научный сотрудник Института русского языка имени Виноградова Российской академии наук Ирина Левонтина, детский фольклор сберегает не только тексты (порой очень древние), но также - отдельные слова и словосочетания, характерные для тех или иных регионов:
— В детском фольклоре различия очень большие, потому что дети больше привязаны к дому, к своему месту, меньше путешествуют. Одно детское поколение передает следующему детскому поколению всякие дразнилки, считалки и так далее. Они зачастую очень консервативны. А потом во взрослом состоянии их забывают. И только случайно обнаруживается, что эти тексты разные на разных территориях. Вот, скажем, дразнилка про жадину-говядину. Почти любой человек, родившийся в Москве, скажет, конечно: «Жадина-говядина, турецкий барабан. Кто на нем играет, Петька – таракан». В Петербурге вспомнят: «Жадина-говядина, пустая шоколадина». В Москве люди, когда я им говорила про пустую шоколадину, не верили, что такое, вообще, бывает, никогда просто не слышали. Есть еще другие региональные варианты. Я знаю два: «Жадина-говядина, соленый огурец. На полу валяется, никто его не ест». И такой более редкий: «Жадина-говядина, жареный пупок».
— Мое детство прошло в Сибири. Но детская считалка: «Вышел месяц из тумана» в моем детстве заканчивалась строками: «Буду резать, буду бить, все равно тебе голить». А слово «водить» ни при игре в прятки, ни в других ситуациях не употреблялось. А когда я выросла, я узнала, что на европейской части России везде говорят в этой считалке «водить».
Ирина Левонтина убеждена, что такие различия обладают огромной ценностью.
Повторы необходимы ребенку
Эти ценные для филологов тексты с вкраплениями уникальных региональных слов остаются в памяти на всю жизнь, в числе прочего из-за того, что когда-то вы их повторили бессчетное число раз. Но чем объясняется такая особенность детской речи? С этим вопросом обратимся к Галине Бурменской, доценту кафедры возрастной психологии МГУ:
— Вы затронули очень глубокий вопрос, имеющий чрезвычайно важное значение. Дети отличаются от взрослых тем, что они осваивают мир. Они входят в этот мир. То, о чем вы говорите, - одна из форм освоения мира и его культуры. Повторяемость позволяет детям усвоить определенные нормы, правила. Она дает им способ взаимодействия, организации в группе. Дети вообще склонны повторять многие вещи. Это касается и рисунка, и игр. Все это для ребенка ново. В силу этого требуется повторение. Само по себе содержание всех этих считалок и прочего только взрослому человеку кажется примитивным. А для ребенка все это ново. Работа мысли требует повторения для того, чтобы в связи с какими-то новыми ассоциациями высветились новые аспекты.
Когда мы, отвечая на вопрос о том, что это, называем ребенку предмет, мы ему фактически не отвечаем на тот вопрос, который реально звучит в его сознании. Мы даем только словесную формулу. А чтобы раскрыть ее смысл, содержание, для этого ребенку нужно много раз спросить и много раз услышать ответ. Вот как нам для того, чтобы рассмотреть предмет, бывает нужно повернуть его с разных сторон, такую же, аналогичную деятельность ребенок должен проделать с теми же считалками и стихотворениями.
В то же время дети сами любят повторять, потому что, опираясь на что-то знакомое, они ощущают так называемое чувство компетентности. Это прообраз важной потребности взрослого, такой же фундаментальной, как потребность в свободе, в активности, самовыражении. Ребенок очень любит делать то, что научился делать. Его травмирует, когда ему не дают делать то, что он умеет делать и, как он думает, делает хорошо. Поэтому дети, действительно, склонны повторять тот репертуар действий, в том числе речевых действий, который они освоили. Это им доставляет удовольствие, вполне законное. Это является ничем иным, как проявлением той огромной работы по развитию, по построению собственной психики, разных ее сторон.
Страшное в детском фольклоре
Еще одно, требующее специального объяснения, свойство детской психики, отразившееся в детском фольклоре, – заметная тяга ко всему пугающему, таящему угрозу. В процитированной считалке месяц – это просто бандит какой-то. Выходит, как из тумана – значит, до поры прятался. Угрожает холодным оружием, обещает нанести побои и колото-резаные раны. Между тем, это одна из самых любимых считалок многих поколений. Значит, в детской психике существует какая-то потаенная потребность в страшном?
«Вне всякого сомнения» - считает Галина Бурменская. Она говорит: «Тот факт, что там присутствует устрашающий элемент, как вы выразились, элемент угрозы, это отзвук того, что ребенка привлекает страшное. Но это страшное должно принимать форму игровую. Тогда она может быть освоена, воспринята, тогда ребенок может сориентироваться в таком явлении. В каком-то смысле он постигает такие страшные моменты мира, но в доступной для него, не травмирующей форме. У нас даже есть такой термин – "психологическое закаливание". Такого рода закаливание состоит в преодолении доступных ребенку трудностей».
У Юрия Домбровского в романе «Хранитель древностей» есть такой эпизод: за стеной слышно, как женщина убаюкивает ребенка. Приведем полностью текст колыбельной. Он того стоит.
«Все люди-то спят,
Все звери-то спят!
Одна старуха не спит,
У огня сидит,
Мою шерсть прядет,
Мою лапу варит,
Скырлы, скырлы, скырлы,
Отдай, старуха, мою лапу.
Скрипнула колыбель, и опять тот же голос повторил таинственно и зловеще:
Отдай мою лапу, старуха.
— Страшная песня, - сказал я.
Он ответил:
— Ужасная! Я когда был маленький, так прямо замирал от нее. Да затем ее и поют, впрочем…
— Зачем?
— А вот чтоб напугать: у ребенка дух захлестнет – он прижмется как заяц и заснет».
И такая версия имеет право на существование, говорит детский психолог Галина Бурменская: «Здесь возможно и такой психофизиологический аспект, когда, действительно, увлекшись таким мощным сюжетом, ребенок приходит в состояние запредельного торможения, которое его плавно уводит в сон. Хотя такое объяснение затрагивает один аспект из множества возможных. Мне кажется важным подчеркнуть, что ребенок никогда не воспринимает такие тексты буквально.
— То есть, когда ему поют: «Придет серенький волчок и ухватит за бочок», он не ждет, что, действительно, придет волк?
— Конечно. Тем более что часто все это ему презентируется в шутливой форме, связанной с поглаживанием, щекотанием. Здесь очень важно, что колыбельная представляет собой такое музыкальное произведение, которое создает определенный ритм, продуцирует у ребенка состояние комфорта. Все эти моменты как бы нейтрализуют страшное содержание.
— Скажите, а почему младшие подростки очень любят рассказывать истории (известно много вариантов этих историй) про черную-черную комнату, в которой черная-черная рука гонялась за бедным мальчиком или девочкой. Эти истории подчас подаются как то, что существовало на самом деле. Дети пугаются всерьез, но, тем не менее, очень любят на ночь рассказывать такие истории.
— Мы здесь сталкиваемся опять с амбивалетностью этого явления. С одной стороны, страшно, а, с другой стороны, интересно. Вот это вот сочетание и составляет особенность таких фольклорных моментов. Интересно потому что это новизна, потому что в реальности этого не было, а в то же время мир содержит в себе много страшного, неопределенного. Здесь мы видим, что фольклор, как некая отработанная художественная форма, позволяет ребенку это воспринять не как грубую реальность, которая может, действительно, только напугать, травмировать, отвратить. Она дает возможность работать фантазии, воображению.
Считает Галина Бурменская.
Хорошо известно, что очень многие тексты перекочевали (и зачастую, очень давно) в детский фольклор из взрослого обихода. Значит, все те лингвистические особенности, о которых говорилось в этой передаче, были близки архаичному сознанию наших далеких предков – авторов древних обрядовых песен, к примеру.
