Межкультурная коммуникация: направления и перспективы «Горячие точки» и универсальные стратегии в коммуникации русских и австрийцев
Статья посвящена межкультурной коммуникации. Рассматриваются «горячие точки» МКК, такие, как налаживание контакта, обращение и приветствие, согласие и отказ, выражение критики и комплименты. Также приводятся универсальные стратегии, помогающие в МКК: задавание вопросов, спонтанное непрошенное приведение фоновой информации, стратегии аргументации (рекомендуется, например, максимальная эксплицитность и избегание неточных указаний времени и дистанции и косвенных актов речи) и учет постулатов общения, равно как и правил вежливости и соблюдения статуса. Приводятся примеры из русско-австрийского общения. Подчеркивается необходимость межкультурной чувствительности (intercultural awareness) и – по возможности – переноса приобретенных в одной культуре навыков и знаний на другую.
Спецкурс «Культурное пространство Санкт-Петербурга» в практике обучения иностранных учащихся русскому языку
Предлагаемая лингвометодическая культурологически ориентированная модель обучения РКИ, разработанная на материале спецкурса и строящаяся на коммуникативно-интерактивной основе, дает возможность иностранным учащимся познакомиться с культурой Санкт-Петербурга и использовать полученные знания в межкультурной коммуникации.
В одном из интервью, опубликованном в журнале "Огонек", этого человека назвали "французом, заболевшим Россией". И судя по его прекрасному русскому языку, которому могли бы позавидовать многие наши соотечественники, особенно из высших эшелонов власти, это так и есть. В студии "Радио России" - г-н Ренэ Герра, профессор, славист, заведующий кафедрой славистики в университете в Ницце.
ГЕРРА: Спасибо за комплимент относительно моего русского языка; постараюсь не разочаровать слушателей. Я "заболел" Россией очень давно на Лазурном берегу, как ни парадоксально это звучит; это случилось 45 лет назад. Тогда там были еще представители первой волны русской эмиграции, которые сумели приохотить меня ко всему русскому. Тогда же у меня появился не просто интерес, но страсть ко всему русскому. Сначала я начал писать по-русски, - по старой орфографии, старой азбуке. Это был другой мир: на Лазурном берегу, в Каннах - вдруг, нетривиально и неожиданно. И поэтому я всегда говорил, что моя встреча с Россией - настоящей, не советской Россией, - была совершенно случайной, впрочем, как и все в жизни: случайно люди знакомятся, женятся, иногда "случайно" даже рожают детей.
Меня ничто не готовило к этой встрече, хотя, с другой стороны, я верю, что на самом деле в жизни нет ничего случайного. Но это было давно, и существовал совершенно иной контекст. Уже потом я стал увлекаться русским языком, русской литературой, культурой, и в 63-ем году поехал в Париж, чтобы поступить в Сорбонну на отделение славистики и в школу восточных языков, - во Франции русский язык считается восточным наравне с японским, китайским и арабским.
...Когда я в составе делегации студентов Сорбонны впервые приехал в Москву (в этом году в сентябре – октябре будет сорок лет), это был, я сказал бы, цивилизационный шок. Я сам родом из Ниццы, приехал из Парижа, и вдруг – Москва 66-го года. Я бы сказал, это было сурово. К тому же – могу сказать без ложной скромности – я был единственным, кто в этой делегации говорил по-русски свободно, мне все здесь было близко, дорого, притягивало – и одновременно отталкивало. В составе делегации из Сорбонны я провел две недели в Москве и столько же – в Ленинграде. Это был уже конец «оттепели». Второй раз я приехал сюда в 68-м году как аспирант, стажер МГУ. Я приехал на год, но на шестом месяце меня отсюда вытурили. Но это тоже отдельный разговор.
- С вашим прекрасным русским языком вы, наверное, производили впечатление шпиона?
ГЕРРА: Отчасти вы правы, но причина была другая. Я приехал сюда как представитель, эмиссар, друг, секретарь последнего русского классика Бориса Константиновича Зайцева. И этого было достаточно. Он к тому времени более сорока лет жил на Западе, и наивно написал нечто вроде рекомендательного письма, что приезжает его молодой французский друг, «более русский, чем сами русские»; просил любить и жаловать. Этого было достаточно. Так что в общей сложности я провел около года в Советском Союзе, получил пятнадцать лет запрета и снова приехал уже как заведующий кафедрой города Дижон; это было в 82-84м годах – каждый раз на два месяца.
- Не падает ли интерес к русскому языку, культуре, к происходящему в России? Достаточно ли у вас студентов?
ГЕРРА: Мне кажется, не падает. В годы перестройки были надежды, что процесс себя оправдает. Затем был определенный спад. Но интерес ко всему русскому не угас, – ведь есть еще старый роман между французской и русской культурой, Россией и Францией. А учитывая, что в последние два-три года Россия стала энергетической сверхдержавой, и во Франции понимают ее реальное значение, - имидж России изменился в лучшую сторону.
Изменилось соотношение сил (хотя я политикой не занимаюсь, я человек аполитичный), и снова появился не только интерес, - я сказал бы, уважение к России, что меня, естественно, радует: я патриот России (в хорошем смысле слова). Поэтому у меня на кафедре почти двести студентов, и это не просто так; а на третьем-четвертом курсах - около сорока человек. Правда, у меня много русских; парадоксально, забавно, что я преподаю курс перевода - технического, политического - русским. У меня есть студентки из Новосибирска, Таганрога, волей судеб оказавшиеся в Ницце (но согласитесь, что это не самый плохой город!). Есть русские из Прибалтики; теперь страны Балтии - члены Евросоюза, у них другие возможности, есть студенты из Польши, Болгарии, - весь диапазон стран бывшего Варшавского договора...
