Межкультурная коммуникация: направления и перспективы «Горячие точки» и универсальные стратегии в коммуникации русских и австрийцев
Статья посвящена межкультурной коммуникации. Рассматриваются «горячие точки» МКК, такие, как налаживание контакта, обращение и приветствие, согласие и отказ, выражение критики и комплименты. Также приводятся универсальные стратегии, помогающие в МКК: задавание вопросов, спонтанное непрошенное приведение фоновой информации, стратегии аргументации (рекомендуется, например, максимальная эксплицитность и избегание неточных указаний времени и дистанции и косвенных актов речи) и учет постулатов общения, равно как и правил вежливости и соблюдения статуса. Приводятся примеры из русско-австрийского общения. Подчеркивается необходимость межкультурной чувствительности (intercultural awareness) и – по возможности – переноса приобретенных в одной культуре навыков и знаний на другую.
Спецкурс «Культурное пространство Санкт-Петербурга» в практике обучения иностранных учащихся русскому языку
Предлагаемая лингвометодическая культурологически ориентированная модель обучения РКИ, разработанная на материале спецкурса и строящаяся на коммуникативно-интерактивной основе, дает возможность иностранным учащимся познакомиться с культурой Санкт-Петербурга и использовать полученные знания в межкультурной коммуникации.
Отмечая очередную годовщину рождения величайшего русского поэта, диву даешься – два века минуло, а он словно и ныне где-то совсем рядом, реальный, живой Пушкин.
Впрочем, а все ли так думают? Нет, увы, не все. О том, помнит ли современная молодежь, взращенная на компьютерном восприятии мира, «солнце русской поэзии», мы говорили с известным ученым, доктором филологических наук, профессором Ставропольского государственного университета Кларой Штайн. Она напомнила мне такую историю…
Шел 1994 год. Время новой России. Время ниспровержения всяческих «устаревших» авторитетов, прежде всего тех, что были признаны в прежнем – советском государстве. В СМИ потоком – всевозможные резкие публикации. В том числе в нашей газете появился фельетон некоего местного литератора с эпатажным «разоблачением» Пушкина. Автор «на свежей волне» перечитал «Повести Белкина» и обнаружил там множество нарушений, отступлений от языковых норм, не очень верный порядок слов и т.п. И делился этаким смелым выводом, дескать, вот даже Пушкин делал много ошибок, склонялся к ненормативной речи… Так что какое уж там «наше всё»?! После чего в редакцию пошел вал писем от возмущенных читателей в защиту Пушкина. При том что время было тяжелое, многим зарплату не платили, многие вообще оказались без работы… А Клару Эрновну редакция тогда попросила прокомментировать эти письма. Сегодня она с удовольствием вспоминает, как в свою очередь разоблачала незадачливого фельетониста: ведь «Повести…» были написаны от лица Белкина, человека определенного слоя, образования и, соответственно, стилизованным языком… Словом, защита Пушкина состоялась. Это была гражданская защита того, что свято и значимо для страны и каждого человека.
Удивительный факт: особое отношение к Пушкину присуще Кавказу. На столе у профессора Штайн лежит книга – труд ее ученицы Фаины Джаубаевой, ныне преподающей в Карачаево-Черкесском госуниверситете. Однажды, вспоминает К. Штайн, приехала к ней молодая женщина из Карачаевска с желанием заниматься лингвистикой по творчеству Пушкина. Казалось бы, для уроженки республики куда ближе свои национальные авторы. А она – к Пушкину. И проделала огромную работу, проанализировав, а вернее, пропустив через свое сердце тексты 700 стихотворений! Защитила степень кандидата наук, издала хорошую книгу. И теперь уже работает над докторской диссертацией опять же по Пушкину. Оказывается, тому есть вполне реальное объяснение, имеющее глубокие исторические корни.
Многие писатели ХlХ столетия, приезжавшие на Кавказ, попадали сюда в роли опальных ссыльных. Хотя воевали на стороне царской армии, были русскими патриотами и в то же время сумели увидеть богатство местных культур, огромное количество языков… Для них это было сродни открытию Колумбом Америки. Они переводили на русский язык фольклор горцев, записывали услышанные здесь легенды, даже учили некоторые языки, в свои произведения включали колоритные кавказские вкрапления. Так русский читатель постепенно узнавал, усваивал незнакомую доселе жизнь гор.
По сути, эти литераторы использовали – весьма удачно – принцип народной дипломатии. Лермонтов, Бестужев-Марлинский, Толстой открывали России Кавказ. А об Александре Сергеевиче Пушкине доныне жива карачаевская легенда, рассказывающая о его путешествии через Теберду. В ней описывается, как поэт остановился в ауле и просил поменять лошадей. Верные законам гостеприимства, местные жители выполнили просьбу Пушкина, не взяв никакой платы. Тогда поэт спросил, как он может их отблагодарить. И будто бы снял он свой серебряный перстень и подарил им. Кольцо это до сих пор хранится в том роду и передается из поколения в поколение…
Собственно, легенда эта – свидетельство того, что для горцев Пушкин не просто поэт, а человек, почитаемый на грани народного героя, живущий в сказаниях. Так запечатлена память народа о проявленной им реальной симпатии к горцам, неподдельном интересе к их культуре. Позже, овладев русским языком, прочитав произведения Пушкина, жители Кавказа увидели еще и честное отражение разных сторон кавказской жизни, уже на новом уровне оценив созданный им положительный образ горца – свободолюбивого, гостеприимного, по-своему благородного, живущего по законам рыцарства, кавказской чести. Молодой ученый, таким образом, воплотил в своих изысканиях глубинную благодарную память.
Но то – ученый, а вот как думают о классике широкие круги современной молодежи? Ведь, будучи далеки от литературы, фразу «Пушкин – наше всё» они могут понять чуть ли не в юмористическом смысле… В ответ Клара Штайн рассказала о молодом человеке, который однажды с удивлением обнаружил, как много мы в своей обыденной практике используем пушкинских выражений. И тут же перечислил всем знакомые: прорубить окно в Европу, не зарастет народная тропа, народ безмолвствует (целая философия!), гений и злодейство – две вещи несовместные, что пройдет – то будет мило, я помню чудное мгновенье, мальчики кровавые в глазах, выпьем с горя – где же кружка, души прекрасные порывы, поверить алгеброй гармонию, разбитое корыто, Москва! Как много в этом звуке… Получается: мир Пушкина рядом с нами, он – в нас. А еще один наш молодой современник сказал: Пушкин – уникальная точка отсчета в сознании каждого русского. У французов есть Рабле, у итальянцев – Данте, у испанцев – Сервантес, у немцев – Гёте, у англичан – Шекспир, у нас – Пушкин.
Но не устарел ли в ХХl веке язык Пушкина? Даже если мы продолжаем повторять, что «современный русский язык – от Пушкина до наших дней».
- Что ж, время идет, какие-то формы речи устаревают. И все же мы и сегодня говорим на языке Пушкина, – уверена К. Штайн. – Своим творчеством он гениально гармонизировал все основополагающие языковые элементы, дав нам непревзойденный эталон русской речи. И спустя двести лет это в целом все тот же язык, разве что словесный корпус слегка изменился, пережив новое наполнение, особенно бурное в 90-е годы…
Еще одна удивительная история от Клары Штайн. Женщина, готовившаяся стать матерью, ежедневно на ночь читала Пушкина своему пока не родившемуся ребенку. Что стало и для нее самой великолепной, благотворной терапией! Ничего не может быть лучше стихов и сказок Пушкина, на которых взращено не одно поколение. Однако надо признать: та мудрая мать – чудесное исключение. Большинство нынешних детей воспринимают мир через другие носители. И все чаще мы слышим, как молодежь изъясняется на каком-то ломаном, «телеграфном» языке, щеголяет освоением того или иного иностранного. Мы забыли слова Чуковского: не став хозяином своего языка, никогда не усвоишь чужой! И вот уже все больше ребят углубляются в «престижные» иностранные, еще не зная толком своего, русского. А потом удивляемся школьным сочинениям, где сплошь и рядом – чудовищная калька с английского…
Парадокс, замеченный и в нашей редакционной практике: сегодня деревенские ребята лучше изъясняются на русском, чем городские. Видимо, просто больше читают. Они же более склонны к литературному творчеству. И потому, считает моя собеседница, надежда сейчас – на школьных педагогов-словесников да еще на работников культуры, способных привлечь детей к языку Пушкина через самодеятельное творчество.
- В России, мне кажется, никогда не будет исчерпан интерес к литературе, несмотря на то, что сейчас мы и наблюдаем большое равнодушие, – полагает Клара Эрновна.
Очень хочется с ней согласиться, что это равнодушие – временное. Что русский человек все равно будет обращаться не только к каким-то схоластическим источникам информации, но и к художественной литературе тоже. К Пушкину прежде всего. Ведь он достоин этой памяти даже просто как человек, показавший образец чести, ценою жизни отстоявший доброе имя любимой женщины, свое имя. Ему выпала короткая, но такая невероятно сложная судьба!
- Много лет прошло, но для меня навсегда памятна поездка в Михайловское, где он жил, – вспоминает К. Штайн. – Прекрасные места, скромный домик, природа красоты необыкновенной, и каждая дорожка – свидетель… Вступив на знаменитую аллею, мы поклонились земле, по которой ступала нога Пушкина.
А мне припомнилась недавняя «сенсация», связанная с диваном в кабинете поэта в его петербургском музее-квартире на Мойке. Вдруг кого-то посетила идея провести анализ пятен крови в доказательство принадлежности ее умиравшему на том диване поэту. Господи, сколько десятилетий стоял старинный диван, и приходили туда тысячи людей, которым важно было просто навестить Пушкина! Не разглядывая пятна крови. А склонив голову, вспоминать: это здесь он в последний раз обернулся к любимым книгам и сказал им «прощайте, друзья»…
Вот что важно раскрыть детям еще в школе. Но для этого сами учителя должны любить творчество Пушкина. Тогда и дети обязательно их услышат. Да, на дворе иной век, и приоритеты, говорят, круто сменились. И вроде бы люди сегодня хотят только много еды, много одежды… Но можно ли строить свою единственную, Богом данную жизнь всего лишь как систему потребления вещей? Тогда ведь мы рискуем не узнать, быть может, самого главного. Того, что сохранила горская легенда.
