Межкультурная коммуникация: направления и перспективы «Горячие точки» и универсальные стратегии в коммуникации русских и австрийцев
Статья посвящена межкультурной коммуникации. Рассматриваются «горячие точки» МКК, такие, как налаживание контакта, обращение и приветствие, согласие и отказ, выражение критики и комплименты. Также приводятся универсальные стратегии, помогающие в МКК: задавание вопросов, спонтанное непрошенное приведение фоновой информации, стратегии аргументации (рекомендуется, например, максимальная эксплицитность и избегание неточных указаний времени и дистанции и косвенных актов речи) и учет постулатов общения, равно как и правил вежливости и соблюдения статуса. Приводятся примеры из русско-австрийского общения. Подчеркивается необходимость межкультурной чувствительности (intercultural awareness) и – по возможности – переноса приобретенных в одной культуре навыков и знаний на другую.
Спецкурс «Культурное пространство Санкт-Петербурга» в практике обучения иностранных учащихся русскому языку
Предлагаемая лингвометодическая культурологически ориентированная модель обучения РКИ, разработанная на материале спецкурса и строящаяся на коммуникативно-интерактивной основе, дает возможность иностранным учащимся познакомиться с культурой Санкт-Петербурга и использовать полученные знания в межкультурной коммуникации.
Мне кажется, что есть ряд великих русских драматургов 20-го века, который начинается для меня Чеховым и Горьким и заканчивается Григорием Гориным. В этом ряду для меня есть драматург Евгений Шварц. Думаю, что он абсолютно гениальный, потому что он создал свою драматургию, ни на кого не похожую. В эти дни отмечается 110-летие со дня его рождения. Так вышло, что имя Шварца ассоциируется у нас с одним замечательным человеком, народным артистом, художественным руководителем Ленкома Марком Анатольевичем Захаровым.
- Это странная история, что за Шварца теперь отвечаете вы, но с другой стороны, вы сделали два фильма – «Обыкновенное чудо» и «Убить дракона» по Шварцу. Но первый вопрос у меня будет не про Шварца. Как вам кажется, была драматургия Шварца, была драматургия Горина, с которым вы работали, когда ничего напрямую не говорится. Делается история про дракона, а все понимают, что это про Сталина, делается история про Мюнхаузена, а все понимают, что это про нас. Куда это сейчас делось? Вообще исчезли все иносказательные истории, почему?
ЗАХАРОВ: Думаю, что истории не исчезли полностью. Думаю, что такая потребность в каком-то акварельном рисунке, какой-то иронии, самоиронии, философичности, имении высказывать афоризмы, которые у Шварца в изобилии существовали, думаю, они продолжают жить. Некоторые его фразы..
- Его, да. А в новой драматургии?
ЗАХАРОВ: К сожалению, я сейчас не вижу продолжения. Поменялась эпоха, мы стали другие. Возникли совершенно новые взаимоотношения с обществом, с экономикой, со свободой, отсутствием цензуры.
- Почему все это привело к тому, что пьесах Шварца, в пьесах Горина люди говорят фразами, почти каждая фраза – это мысль. А то, что вы сказали, привело к тому, что люди стали говорить как угодно. Они стали говорить плохо и неинтересно. Почему свобода приводит к неинтересному?
ЗАХАРОВ: Потому что, наверное, культуры недостает. Была какая-то хартия, где режиссеры и актеры, драматурги, журналисты чертили бы какие-то параметры своего искусства, своей деятельности.
- Вы верите в то, что много режиссеров могут о чем-либо договориться в принципе?
ЗАХАРОВ: Нет, когда много режиссеров собираются, планка разговоров и интеллектуальных посылов очень резко снижается. Сам по себе один режиссер, он интересен, так же как писатель. Когда много писателей собиралось, тоже ничего хорошего не было на Поварской.
- Вы помните, как в первый раз узнали, что есть такой драматург Шварц?
ЗАХАРОВ: Помню, середина «оттепели». Вышел однотомник его пьес. Я по наущению своего друга Саши Кузнецова прочел «Дракона». Был сражен наповал и приступил в студенческом театре МГУ к этой работе. Была очень интересная сдача парткому МГУ, была очень интересная атака.
- Атака была?
ЗАХАРОВ: Атака сильная была, не хотели выпускать это дело, потому что слишком много аллюзий, ассоциаций. Впрямую об этом не говорили, но все всё понимали. Плучик пришел, Афанасий Салынский, Олег Ефремов. Они нас как-то защищали, эту студенческую работу. Даже помню, что Сергей Юткевич вооружил меня своеобразной демагогией. Я в разных вариантах ею пользовался. Он сказал: «Это сказка, в сказках можно дойти до абсурда. И говоря про Красную шапочку, можно говорить, почему она, собственно, красная? Что это за акцент?» Это дело прошло до тез пор, пока Никита Сергеевич не появился в Манеже, сказал, что все «пидарасы». «Пидарасы» - именно Хрущев внедрил это смешное слово. И, естественно, закрыли спектакль. Больше мы не играли его.
- Думаю, что для молодых людей совершенно непонятна связь. Как это объяснить, что пришел человек на выставку художников, ее разгромил, в связи с чем закрыли спек4такль в театре? Какая связь?
ЗАХАРОВ: Начался такой поворот. Больше бдительности, больше внимания вопросам идеологии. Стали выискивать. Это была такая своеобразная охота на ведьм, она у нас тоже была, и довольно долго.
- Вы режиссер, у которого закрывали огромное количество спектаклей. Эти спектакли делали вас потом знаменитыми. Вы можете описать, что вы испытывали в момент, когда вам говорили, что спектакля больше не будет. Это была радость или ощущение горя?
ЗАХАРОВ: Было ощущение надвигающейся беды. Но все серьезности моего положения мне только потом рассказали, как серьезно я был подвешен и близок к тому, чтобы мне запретили заниматься режиссурой. Ломали хребты сильно, особенно в кинематографе очень многим. Думаю, что Шукшин тоже пострадал.
СЛАШАТЕЛЬ: Я большая поклонница Ленкома, многие фильмы ваши тоже смотрела. У Шварца, несмотря на то, что концовки иногда были очень печальными, был какой-то позитив, а в последнее время тяжело выходишь из Ленкома.
ЗАХАРОВ: Могу сказать, что зритель всегда прав, спорить тут, наверное, нельзя. Раз такое ощущение создается у кого-то, значит есть какая-то первопричина.
- Что касается спектакля «Плач Палача», меня совершенно поразило, что это исповедальный спектакль, а исповедь не может быть веселой.
ЗАХАРОВ: Я согласен с вами.
- Сейчас совершенно понятно, что «Обыкновенное чудо» - это классика нашего кинематографа. Когда вы брали сказку, почему вы были уверены, что этот фильм будет интересен взрослому зрителю, что он его полюбит.
ЗАХАРОВ: Когда я понял, что Волшебник - это творческая фигура, это Сочинитель с большой буквы, и люди, которые его окружают – это во многом плоды его фантазии. И некоторые ситуации, и некое торпедирование его разными проблемами – это художник. Когда я это понял, и Олег Янковский, по-моему, это очень умело материализовал на экране, тогда вся эта история превратилась в такую, которая может задевать, как некоторые замечательные реплики Шварца. Например, когда душили его жену, он стоял рядом и все время повторял: «Потерпи, может быть, обойдется». Обидная фраза, я тоже, может быть, в других ситуациях, но вспоминал ее.
- «Обыкновенное чудо» проходило через цензуру спокойно?
ЗАХАРОВ: Это было предновогоднее время, как-то было заранее сказано «да». Была черновая фонограмма, и некоторые фразы как-то проскочили, хотя казалось, что это невозможно. Брежнев как раз очень постарел. Когда администратор говорил: «Да, постарел наш королек». Говорил так, что давайте без этого обойдемся, как-то сейчас нетактично.
- А вот этот выход Леонова с рукой?
ЗАХАРОВ: Сейчас кажется, что это ерунда. Но когда мы сняли, ко мне подошел Евгений Павлович Леонов, человек мудрый, прошедший школу вместе с Данелией, знающий, что такое сатира, он сказал: «Маркуша, мы это будем переснимать, причем за те же деньги, ничего лишнего не заплатят». Поэтому мы сняли вариант без руки. Но прошел вариант с рукой. Когда он поднимает эту руку, я помню, что в Доме кино были не просто аплодисменты, братания были.
