Межкультурная коммуникация: направления и перспективы «Горячие точки» и универсальные стратегии в коммуникации русских и австрийцев
Статья посвящена межкультурной коммуникации. Рассматриваются «горячие точки» МКК, такие, как налаживание контакта, обращение и приветствие, согласие и отказ, выражение критики и комплименты. Также приводятся универсальные стратегии, помогающие в МКК: задавание вопросов, спонтанное непрошенное приведение фоновой информации, стратегии аргументации (рекомендуется, например, максимальная эксплицитность и избегание неточных указаний времени и дистанции и косвенных актов речи) и учет постулатов общения, равно как и правил вежливости и соблюдения статуса. Приводятся примеры из русско-австрийского общения. Подчеркивается необходимость межкультурной чувствительности (intercultural awareness) и – по возможности – переноса приобретенных в одной культуре навыков и знаний на другую.
Спецкурс «Культурное пространство Санкт-Петербурга» в практике обучения иностранных учащихся русскому языку
Предлагаемая лингвометодическая культурологически ориентированная модель обучения РКИ, разработанная на материале спецкурса и строящаяся на коммуникативно-интерактивной основе, дает возможность иностранным учащимся познакомиться с культурой Санкт-Петербурга и использовать полученные знания в межкультурной коммуникации.
Впервые галлицизмы начали пополнять русскую лексику в XVIII веке. Со временем их стало так много, что возникла потребность сделать иноземное влияние более мягким. Здесь, говорит Юлия Сафонова, член редакционного совета портала «Грамота.ру», на помощь пришло калькирование.
— Есть очень хороший способ — калькирование, когда берется лекало иноязычное, и по этому лекалу подбираются свои собственные исконные части слов — корни, приставки, суффиксы — и создается новое слово. Вот таких совершенно не опознаваемых не лингвистами калькированных слов с французского очень много, причем, самых распространенных, начиная со слов «промышленность», «впечатление». Причем, кальки могут быть такие как «впечатление» — в слове французском было внутреннее слово «пресс» — печать. Приставка «им-» — у нас это приставка «в-», ну и суффикс абстрактных существительных.
— Мы это слово знаем по «импрессионизму».
— Да, по «импрессионизму». Сегодня мало кто помнит, что «впечатление» — калька. Надо сказать, что любое калькирование — это защита языка от таких непосредственных заимствований. Это такая китайская подделка на манер. Кроме того, очень много калек фразеологических. К примеру, «не в своей тарелке». Потому что «тарелка» во французском имеет и переносный смысл, которого у нас нет, что-то такое отвлеченное, то есть буквально получается «я не в своей сути». Это очень интересный способ калькирования, когда слову приписывается переносное значение, которое есть у этого слова в других языках. «Плоская шутка» — это как раз такая калька семантическая. У нас не было у слова «плоский» переносного значения «банальный». Но это переносное значение у слова «плоский» было во французском языке.
— Смотрите, а воспринимается это словосочетание, как совершенно родное, русское такое, исконное.
— Да, конечно. Может быть, и у нас когда-то оно могло появиться, но почему-то не появилось. Как эти калькирования происходят? Конечно, тут работают те, кто занимается переводом. Вот они как раз при переводе (Карамзин для этого много сделал), стараясь подобрать какое-то слово, начинают калькировать.
— А еще следует упомянуть, что достаточно много калек из политического обихода. Причем, отсылки происходят к очень конкретному событию — Великой Французской революции. Эти кальки вспомнили, что интересно, в послеоктябрьский период, то есть они когда-то в русский язык уже вошли, потом потихонечку выходили из обихода, но по понятным причинам, после революции 1917 года они стали востребованными. Здесь выражения «враг народа», «злоба дня», «вне закона». В этом же ряду уже не кальки, а прямые заимствования, которые тоже тогда актуализировались. Это «террор», «трибунал». Эти слова, конечно, сейчас уже очень прочно вошли в русский язык. Более того, они обросли определенными смыслами. Словосочетание «враг народа» отсылает нас отнюдь не к Французской революции, а уже к своим событиям, и довольно мрачным.
— Да. И даже «молодая гвардия» — вот хороший пример, Лиля, «молодая гвардия», которая была в советское время, из того же арсенала. Все знали организацию молодых людей, которые погибли в Краснодоне. А ведь «молодая гвардия» и «старая гвардия» — это гвардии Наполеона, оба словосочетания из французского наследия. Старая гвардия — это его старые вояки, и молодая — это те молодые, которых он позднее набирал. Если читать Льва Николаевича Толстого, «Войнe и мир», там встречаются старая и молодая гвардии.
— То есть это опять же кальки из политического словаря.
— Это та самая реанимация словосочетаний, о которых вы говорили. И вот эта молодая гвардия, как молодые люди, которые поддерживают более старших, идеологически готовые идти им на смену, это, конечно, со времен Наполеона — старая гвардия, молодая гвардия. Такие слова нашли свое место в языке. Они нужны были и востребованы. Язык, как всякая система, всегда имеет центр актуальный и что-то на периферии. Но периферия — это никогда не пыльный склад. Как только что-то происходит в обществе, этот пыльный склад, как хороший реквизит, начинает работать на языковой театр. Оказывается, эти слова были. Их начинают вспоминать. Это и есть языковая память.
— К этому перетряхиванию еще применима такая лингвистическая ситуация, когда происходит стилистическое снижение. Допустим, слова «мадмуазель», «инфлюэнца», «мадам», «месье» были совершенно нормальными, нейтральной окраски, в свое время. Опять же после революции у них возник оттенок такой «бывшести». После этого и до наших дней, конечно, эти слова могут быть употреблены только шутливо. Если человек не говорит «Я загрипповал. У меня грипп», но «У меня инфлюэнца», то он шутит, конечно. Он эмоционально снижает серьезность своей болезни таким образом.
— Я, наверное, еще расскажу историю со словом «дирижер», которое кажется французским, а на самом деле — нет. Вот глагол «дирижировать» заимствован из французского, а слово «дирижер» образовано по модели слов, подобных, скажем, «суфлер», «вояжер». Но во французском языке дирижера не называют «дирижер», он называется по-другому.
— Это примета того, что французские слова русским языком очень легко осваиваются. Традиция велика словообразования. От слова «беж» мы легко образуем «бежевый», «бордо» — «бордовый». Такая же словообразовательная история произошла и со словом «дирижер».
— Да. А есть еще слова, которые, кажется, одновременно были заимствованы из английского и французского, и побеждает один из вариантов. Например, долгое время побеждало слово «репо́ртер» — это английское ударение, а потом победило французское «репортёр». А вот со словом «тре́нер» и «тренёр» другая история. У нас остался английский вариант. А если посмотреть словарь Ушакова 1930-х годов, то там два варианта: «тренер» — английский и «тренёр» французский.
— То есть тогда норма еще не устоялась.
— Не устоялась, и он отмечал оба варианта. А вот «репо́ртер», я уверена, что Чуковский его так и произносил. «Репортёр» гораздо позже установилось, и не только. В «аварии» тоже было другое ударение. Это тоже французское слово. Произносилось как «авари́я».
— Есть еще один довольно занятный ряд галлицизмов, которые свидетельствуют о том, насколько в свое время французский язык был близок русскому сознанию. Это фразеологизмы, которые одновременно существуют в переведенном виде и в непереведенном. Наверное, самый известный пример — это «шерше́ ля фам». Ведь значительно чаще говорят именно «шерше ля фам», а не «ищите женщину».
— Да, также как «комильфо» и «не комильфо». Конечно, много слов из французского, связанных с приятным времяпрепровождением — «аматер», человек который охоч до любовных похождений, «бонвиан». Я хорошо помню, как, наверное, лет десять назад то ли позвонили в Институт русского языка мне, то ли письмо прислали, и женщина мне сообщила: «Мне подруга прислала письмо из Франции. Она там давно живет в эмиграции. Она пишет, что — Боже мой, как я вспоминаю твоего мужа, какой он бонвиан!»
— Вот это, кстати, очень показательная история. Дело в том, что русская эмиграция, особенно первой волны, ставила перед собой задачу сохранить русский язык. А поскольку у этой генерации французский язык и галлицизмы были в куда большем ходу, чем затем, после Октябрьской революции, в их речи, в речи эмиграции, французских слов и сохранилось куда больше.
— Эмигранты еще часто употребляли французские слова как буквальные галлицизмы, то есть на языке оригинала. В 1991 году в Институт русского языка пришел Волконский. Настоящий князь Волконский. Он хотел опубликовать (и мы потом это сделали) воспоминания своей матери. И он мне сказал так: «Я вам даю полный карт-бланш». Не было сомнений, что «карт-бланш» он сказал по-французски.
— И нисколько не шутил при этом.
— И нисколько не шутил в данном случае, подчеркивая: у вас есть полное право. Он сказал это на чисто французском, вставив это в чисто русскую речь, которую он сумел сохранить.
