Межкультурная коммуникация: направления и перспективы «Горячие точки» и универсальные стратегии в коммуникации русских и австрийцев
Статья посвящена межкультурной коммуникации. Рассматриваются «горячие точки» МКК, такие, как налаживание контакта, обращение и приветствие, согласие и отказ, выражение критики и комплименты. Также приводятся универсальные стратегии, помогающие в МКК: задавание вопросов, спонтанное непрошенное приведение фоновой информации, стратегии аргументации (рекомендуется, например, максимальная эксплицитность и избегание неточных указаний времени и дистанции и косвенных актов речи) и учет постулатов общения, равно как и правил вежливости и соблюдения статуса. Приводятся примеры из русско-австрийского общения. Подчеркивается необходимость межкультурной чувствительности (intercultural awareness) и – по возможности – переноса приобретенных в одной культуре навыков и знаний на другую.
Спецкурс «Культурное пространство Санкт-Петербурга» в практике обучения иностранных учащихся русскому языку
Предлагаемая лингвометодическая культурологически ориентированная модель обучения РКИ, разработанная на материале спецкурса и строящаяся на коммуникативно-интерактивной основе, дает возможность иностранным учащимся познакомиться с культурой Санкт-Петербурга и использовать полученные знания в межкультурной коммуникации.
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга Юлии Яковлевой «Азбука балета». Книга написана для детей, но ее могут читать и взрослые: все равно ведь в балете, как правило, не разбираются ни те, ни другие. И оттого думают, что балет это очень скучно и непонятно.
Стало общим местом сетование, что в учебниках истории вся так называемая «культура» сослана в заключительные параграфы и излагается бессмысленной скороговоркой («большой вклад внесли…», далее через запятую). Между тем, художественное творчество — важнейшая составляющая исторического опыта человечества.
Меня, например, всегда занимал вопрос: что значит танец? Почему в одних культурах его роль пренебрежимо мала (в театральной энциклопедии можно прочитать, что такие-то народы собственных танцев «не имели»), а в других он становится важнейшим из всех искусств?
Этнограф Эндрю Стратерн описывает праздник на Новой Гвинее: если танцоры «двигаются неуклюже или не в ритм с остальными <…>, украшены неказистыми, траченными молью перьями», то зрители недовольны — это что, эстетическая оценка? Вроде бы, да, но для Новой Гвинеи все намного серьезнее. Неудачный танец свидетельствует, что в племени нет единства, нет «духовной опоры», плохо помогают предки. Значит, оно может стать «легкой мишенью» для чужого колдовства или проиграть войну. И ведь на самом деле проиграет. Вот модель: хореография как магический ритуал.
Автор книги «Азбука танца» — молодая ученица знаменитого профессора Вадима Моисеевича Гаевского, раз Вы, Марина, запретили мне называть ее по имени-отчеству, как прочих почтенных авторов, скажу просто: Юлия Яковлева. Так вот, она не углубляется в каменный век. Ее интересует классический балет, начиная с ее любимого героя — французского короля Людовика ХIV, который «своими танцами хотел донести до окружающих простую мысль: если король танцует, то с ним все в порядке. Он молод, здоров, ловок, силен, крепко держит власть… Позади него — верное войско таких же молодых, здоровых и сильных мужчин. Вокруг него — роскошь и блеск, на которые способно богатое и могущественное французское государство. Балет был парадным портретом Людовика в пышной раме людей и предметов».
Похоже на Новую Гвинею, правда? Вот почему балет «выглядит надменно и таинственно <…> в балете любят церемонии <…>, главные герои носят на голове диадему или корону», а мужской костюм состоит в родстве со старинным военным. Книга Яковлевой адресована подрастающему поколению, причем адресована очень грамотно. Глава под названием «Секретное примечание для родителей» напрашивается как раз на то, чтобы юный читатель обратился к ней в первую очередь.
Триллер про балетную школу, вроде бы, должен от этой школы отпугнуть. На самом деле — наоборот. В определенном возрасте, когда читаешь про непреодолимые трудности, представляешь себя тем самым героем, который их преодолеет. Урок — «экстремальная ситуация на пределе мышечного напряжения и концентрации внимания… Когда вам объясняют: шею туда, голову сюда, ноги так, а руки сяк, голова идет не сюда, а кругом. Причем соображать надо в темпе. Ведь в классе еще десять таких же оболтусов… Поверьте, для всех лучше, если педагог не будет загружать мозг вам и надрывать голосовые связки себе, а просто подойдет и сам поставит непослушное бедро на нужное место. Причем больно ущипнув. Ведь вы должны почувствовать и запомнить телом, где именно у вас бедро и куда оно должно уйти. А когда мышцы напряжены до полной потери чувствительности, лучше, если педагог щипнет побольнее». Опять же, любопытные параллели в научной литературе. У Иренеуса Эйбл-Эйбесфельда про древний балийский танец «легонг»: «некоторые из его движений настолько противоестественны, что овладеть ими путем подражания невозможно…, приходится обучать путем прямого физического воздействия». И такую архаичную профессию Юлия Яковлева любит и художественно рекомендует читателю. А, собственно, почему? Почему балет до сих пор существует в мире, где смыслом жизни объявлено бесконечное самоублажение, и на продажу выставлены облегченные карьеры? Живописи раньше тоже учились «на пределе напряжения». Сегодня, чтобы называться художником, достаточно изгадить чужую картину. Почему бы не ставить подобные балеты? А журналистам просто «отстегнуть», и будет ворох положительных рецензий. Но ведь нет такого. Помню, как-то на балетном конкурсе дамочка, вместо того, чтобы танцевать, изображала мастурбацию, — так ведь люди в зале свистели и плевались. Почему? Вот тут мне Марина подсказывает: балет — искусство аристократическое. Согласен. Но ведь «актуальный» мусор на «арт — биенналях» тоже покупают не трактористы.
Наверное, Юлия Яковлева могла бы (даже в популярном жанре) объяснить этот и другие парадоксы. Но мешает как раз облегченный вариант — не танцев, а написания текстов. С точными наблюдениями и яркими образами: «тело для танцовщика — та же кисточка», в книге соседствует торопливая приблизительность. «Юрий Григорович сочинял понятные балеты, но одевал их скромно… потому что работал он в 1960-е годы», а это-де время «скромных пятиэтажек из серенького кирпича». Кирпич мог быть и красненький, серенькая скорее панель, ну да бог с ним, хуже то, что по телевизору как раз показывали вечер Григоровича. И что там «скромного», похожего на хрущевскую пятиэтажку? Ладно: я не понял, потому что дилетант, но вряд ли школьники поймут больше.
Структура книги — как сказал бы Хармс, клочная. История классического балета, очерк о том, что есть балетное образование, подробное описание семи знаменитых спектаклей и на десерт юмористические советы тому, кто впервые пришел в театр. Казалось бы, неплохая композиция. Но только история обрывается непонятно где. Нижинский как «великий артист» присутствует — но нет спектаклей, которые его прославили. Точка поставлена на «Раймонде». А дальше что? Советский балет — он знаменит только тем, что его сперва хотели запретить, а потом — «скромностью» Григоровича? «Современный хореограф» — «угрюмый» персонаж, возникающий в финале — в каких он отношениях с предшественниками? Между прочим, книга — это ведь не набор текстов, сброшюрованных вместе. Книга, как спектакль, должна быть драматургически выстроена. Но можно ли предъявлять пишущим людям сегодня такие балетные требования?
